ХРАМ И ФАМИЛЬНОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ (412 - точка перед Храмом свт. Николая)
Издалека видно изумительной красоты, совершенно не деревенскую, двухъярусную церковь Николая Чудотворца в селе Николо-Бережки, выстроенную в 1792 году. Это был не первый храм на этом месте. Уже в 1614 году, как мы знаем из летописей здесь стояла деревянная церковь. Вот что пишет летописец Федор Беречинский: «Погост в Бережку на реке Куекше, а на погосте церковь Николы Чудотворца деревяна клети, а в церкви образы и книги и свечи и ризы и колокола и всякое строение мирское приходных людей, да на погосте же во дворе поп Зиновий Савинов, дьячок Ивашко Романов, пономарь Осипко Семенов, просвирница Катериница, пашни пахотные церковные середние земли 10 чети в поле, а в дву по тому ж, сена 10 копен, лесу пашенного 3 десятины».
Тот деревянный храм, существовавший, видимо, еще до смуты, был вскоре заменен другим, потом, возможно, еще одним, и наконец, в конце XVIII века была освещена каменная Никольская церковь с колокольней и тремя престолами. Верхний (летний) храм посвящен Николаю Чудотворцу, нижний (зимний) – Федоровской иконе Божией матери и Георгию Победоносцу. По преданию, владелец усадьбы Щелыково Федор Михайлович Кутузов, полковник лейб-гвардии Преображенского полка, принимал участие в русско-турецких войнах эпохи Екатерины Второй. Под командованием графа Орлова-Чесменского он с сухопутным батальоном плыл на кораблях к острову Парос, который планировали освобождать от турок. Море разбушевалось, корабли попали в мощный шторм. Тогда Кутузов дал обет: если спасется, то построит в родном имении церковь во имя Николая Чудотворца (среди прочего, покровителя попавших в кораблекрушение). Судно выдержало шторм, Федор Михайлович, награжденный святым Георгием, вернулся домой и обет исполнил.
Считается, что церковь в стиле барокко выстроил зодчий-самоучка Степан Воротилов – автор Мучных и Красных торговых рядов в Костроме, эффектной (тоже двухэтажной) церкви Воскресения и элегантной Крестовоздвиженской церкви в Нерехте. Украшением церкви святого Николая, видимо, занимались разные мастера и происходило это не сразу. Интерьер нижнего храма – довольно сдержанный, тяготеющий к классицизму. Зато на втором этаже – невероятная барочная пышность с элементами рококо, позолоченные колонны с коринфскими капителями, резные хоры и царские врата. Иконостас, скорее всего, заграничной работы, а расписан русскими мастерами. Так, скажем, одна из икон – это выяснили реставраторы – оказалась подписной и мы знаем имя автора – Филипп Патракеев. Быть может, и остальные иконы верхней церкви написал тоже он.
У храма – волшебная акустика. Если вам доведется послушать пение с церковных хоров, вы будете очарованы.
Так вышло, что на погосте этой церкви сперва был похоронен Николай Федорович Островский, а после – его великий сын.
Весной 1886 года Александр Николаевич – заведующий репертуарной части и начальник театрального училища, уже очень плохо себя чувствовавший, принимал вступительные экзамены у актеров, готовил к выпуску спектакли. Он буквально задыхался, но продолжал работать. 21 апреля, после юбилейного спектакля «Ревизора» хор пел «Славу» перед бюстом Гоголя, и один чиновник сказал Островскому:
– И вас будут так же чествовать! Как вам это будет приятно!
– Покойнику-то? – резко ответил драматург.
В начале мая семья выехала из квартиры, полагая осенью вселиться в большую, казенную, директорскую. Вещи отвезли на склад, Островский переехал в гостиницу «Дрезден» на Тверской улице. 20 мая у него в гостиничном номере случился приступ. Через 4 дня – еще один. Он чувствовал себя очень плохо, но продолжал заниматься театром. Последняя запись в его дневнике – практически цитата из «Леса»: такие-то «играли скверно». С огромным трудом, преодолевая болезнь, он добрался 28 мая до вокзала, 29 числа оказался в Щелыкове. Взошел на крыльцо и расплакался. Но на завтра стало лучше, он сел за работу, просматривал свой перевод «Антония и Клеопатры» Шекспира. В 2 июня в 10 утра читал «Русскую мысль», ему стало дурно. Марья Васильевна была как раз в церкви, когда ей сообщили, что случилась беда. Прибежав домой, она кинулась к мужу с криком: «Александр Николаевич, пробудись»! Но было поздно.
Гроб на полотенцах крестьяне отнесли на погост тем самым путем, которым прошли и вы. Отпевал Островского в зимнем храме отец Антоний Херсонский. Рядом, помимо жены и детей, были братья – Михаил и Петр, чиновник Майков из театрального управления и убитый горем Кропачев. Не было ни писателей, ни актеров. Труппа была кто где – на гастролях в Варшаве, в провинции, на дачах… «Морской министр», друг по рыбалке Иван Зернов читал псалмы. Тихие, немноголюдные похороны. Собравшимся был интереснее Михаил Николаевич. Тогда чаще говорили «Островский – брат министра», чем «Островский – брат драматурга».
Предполагалось, что запаянный металлический гроб хоронят тут временно, осенью собирались перевезти останки на Новодевичье и положить в землю рядом с Писемским, как того хотел сам Александр Никроаевич. Ничего из этого не вышло. Через три года Марья Васильевна поставила над могилой мужа памятник из черного мрамора. Может быть, их совместная жизнь не была особенно удачной, но Марья Васильевна не только не вышла больше замуж, но свято хранила память о муже, заперев его кабинет со всей обстановкой, и даже сама в нем убиралась.
Спустя несколько лет, на излете века вдруг заговорили о том, что Островский устарел. Надо бы реже ставить… Знали бы они, какая у его пьес была впереди судьба!
Впрочем, скромность похорон великого драматурга – лишь отражение и продолжение его жизни. В 1872 году отмечали 25 лет его творческой деятельности. После спектакля артисты поднесли мастеру серебряный венок. Надо было по традиции благодарить театральное начальство, но Александр Николаевич сказал, обращаясь к труппе:
«Я не нахожу слов для выражения моей благодарности. Я, совершенно смущенный, ищу и не нахожу за собой заслуг, равных той великой чести, которой вы меня удостаиваете. Но, господа, сердце сердцу весть подает, и я думаю в эту минуту, что не столько мои двадцатипятилетние труды для русского театра, сколько моя двадцатипятилетняя постоянная любовь к русским артистам заслужили мне честь настоящего праздника. В таком случае ваш подарок для меня еще дороже, он постоянно будет напоминать мне, что артисты за любовь мою к ним награждают меня своей взаимностью».
Что ж, он был прав. И сегодня его пьесы не сходят со сцены. А артисты (особенно из Малого театра) сделали Щелыково местом свои постоянных встреч и летнего отдыха. Сюда приезжали многие. Сперва – в Голубой дом, после – в дом отдыха. И говорили, вторя мыслям и чувствам драматурга, русского Мольера, подлинного основателя национального театра:
«Щелыково – это не географическое понятие, это мировозрение».
Здесь мы оставим вас наедине с красотами Щелыкова и его окрестностей.
С вами был поэт и писатель Дмитрий Макаров.
Эту прогулку мы подготовили для вас вместе с научным коллективом музея-заповедника и компанией «Ростелеком».
Авторы и исполнители музыкального сопровождения – группа GANA.